НЕМНОГО РЕТРО – В УЗУНКОЛЕ 40 ЛЕТ НАЗАД.
Ну, вот и «Узункол». Мы с приятелем Мишей, с которым вместе прошли зимний и майский походы, приехали туда новичками. Чувствовал я себя к тому времени уже почти горным асом, поэтому хотелось всё посмотреть, оценить, покритиковать, везде сунуть свой нос. Но хроническое чувство голода и прилипший к позвоночнику желудок постоянно отвлекали, а котелок и заправленный примус в рюкзаке подталкивали меня к поиску пропитания.
В подсобке столовой на ящиках из-под тушёнки сидели двое и с угрюмыми лицами кромсали картошку. Явно не новички. «Ребят, картошечки бы!?». Оценивающий взгляд исподлобья: «Становись в очередь – четвёртым будешь». Оглянулся. «А остальные где?». «Так уже идут туда, куда их послали, ты - четвёртым будешь!». Оценив по достоинству горно-альпинистский юмор, двинулся восвояси, не дожидаясь, пока ещё раз приложат.
Но ждать, пришлось не долго. Вернулся в отделение. Наш староста – альпинист-разрядник (правда, без альпкнижки, обрывки которой его, приревновавшая к горам, супруга выбросила в помойку), узнав, что я горный турист, решил меня проэкзаменовать: – А скажи-ка мне, турист, какой самый лёгкий перевал? Простой с виду вопрос поставил в тупик. А какой действительно САМЫЙ лёгкий перевал? Спросил бы лучше, какой самый сложный! Про них-то я что-то слышал. Начинаю тянуть время. – А в каком районе? – спрашиваю, хотя кроме нескольких перевалов на Кавказе, ни одного не знаю в другом районе, да и самих районов тоже. – Не важно в каком, просто - самый лёгкий перевал. И тут меня осеняет! - Некатегорийный – с торжеством отвечаю я. – Да-а, до горного туриста тебе ещё далеко. Самый лёгкий перевал – с боку на бок! Дружный хохот. Опять умыли!
Утром нас разбудил наипротивнейший звук, издаваемый подвешенным на проволоке рельсом, называемым в простонародье «рында», в который дежурный молотил металлическим прутом. До сих пор вспоминаю его с содроганием. Те, кому довелось просыпаться под этот “набат” меня поймут. Хмуро матерясь и задаваясь вопросом: “Какой садист это придумал?” поплелись в столовую. После завтрака немного отпустило.
На линейке Пал Палыч представил нашему отделению инструктора и стажёра. Это была удача: инструкториня – киевлянка Ирина Петровна Батманова - действующий мастер спорта СССР. В остальных отделениях могли только позавидовать, лишь явная передозировка слабого пола в нашей команде немного удручала.
Начались серые учебные будни. Что-то слушали, что-то записывали, что-то делали, куда-то лазали, верёвки путали, карабинами щёлкали, ледорубами тюкали, стажёр орал, картошку чистили, на девчонок поглядывали…
Наконец лагерное заточение сменилось выходом на природу. Отряд новичков в полном составе отправился вверх по ущелью Мырды. Колонна людей, впервые взгромоздивших на себя рюкзаки, всегда выглядит не только смешно, но и грустно. Бросалось в глаза разнообразие форм стандартных абалаковских рюкзаков, но не по покрою или фасону, а по укладке. У многих они выглядели так, как будто с их клапана только что слез бегемот, а лямки были ослаблены до предела для лучшего проветривания спины. Это совершенно никого не беспокоило целых пятнадцать минут. Потом тела под рюкзаками заелозили и стали принимать совершенно неестественные пространственные формы: от вопросительного знака до трёхмерного интеграла. Со стороны это выглядело как прогулка безнадёжно больных сколиозом в самой тяжёлой форме, рюкзаки которым повесили специально для искривления позвоночника в обратную сторону.
Первый привал был для них как манна небесная. Несчастные вместо отдыха пытались хоть как-то привести свой сидор в порядок, но сразу этой наукой не овладеть, а идти всё равно пришлось. Тот суворовский переход до ночёвки наверняка определил дальнейшую судьбу многих мучеников из нашего отряда.
Ночёвка в горах. Что может быть романтичнее. Красота вершин, синева неба, близость противоположного пола… Но всё сразу меркло перед необходимостью установки лагеря. Натаскать воды и хвороста, установить палатки – это ещё полбеды. Беда – это еда! Вот тут-то мой приятель - завхоз Миша и проявил свои кулинарные (и не только) способности. Поинтересовавшись из вежливости у Ирины Петровны, что она предпочитает в это время суток на ужин, он услышал то, что хотел - украинский борщ. Над предложением отведать перед ним яичницу с помидорами она только весело посмеялась, приняв это за розыгрыш.
Мишка приступил к священнодействию. По лагерю поплыли запахи. У соседних костров в это время варили макароны, иногда поводя носом по ветру. Инструкторы других отделений, как бы невзначай, стали наведываться к нам в гости. “Розыгрыш” оказался очень вкусным. Миски были вылизаны дочиста и протёрты хлебным мякишем. Где Мишка достал яйца, как их донёс – осталось за кадром. Но в наших глазах он сразу вырос на полвершка.
Закончив разминаться яичницей, занялись приготовлением борща. Когда на сковороде зашкварчало сало, к нам и вовсе стали проявлять нездоровый интерес. Разлившийся вскоре по поляне аромат обжариваемой на сале свёклы, морковки и лука окончательно доконал аудиторию. Побросав ножи, которыми они резали на пласты только что сваренные макароны, заранее вымоченные в холодной воде, и, обступив нас плотным кольцом, народ с вожделением наблюдал за ловкими руками наших дежурных, шинкующих капусту и нарезающих кубиками картошку. Теперь до многих дошло, почему на складе вместо концентратов мы брали лишь свежие овощи, а их шутки, типа «как вы всё это допрёте?», индифферентно пропускали мимо ушей. Но они не знали главного, что у не менее удивлённой нашим выбором кладовщицы, мы выцыганили ещё пяток банок тушёнки и стручок жгучего (почти кайенского) перца. Ноздри у окружающих работали вовсю. Кольцо неотвратимо сжималось, и ужин оказался под угрозой. Чувствуя приближение критического момента, находчивый Миша предложил всем гостям попробовать его стряпни. Он налил миску борща и с ловкостью бывалого напёрсточника опустил туда зажатую в руке верхнюю половинку перца вместе с семечками. Тщательно всё размешав, подал миску самому нетерпеливому. Тот попробовал, кивками поблагодарил, и, не произнеся ни слова, удалился. Эта немая сцена повторялась ещё несколько раз, а потом очередь любителей борща начала быстро таять. Раскрасневшиеся лица отведавших зелье, учащённое дыхание и постоянное употребление ими воды насторожило окружающих, и они предпочли попоститься.
Когда окружение рассеялось окончательно, Миша, уже не таясь, опустил нижнюю половинку перца без семечек в котёл, тщательно перемешал, разлил по мискам и пожелал «приятного аппетита». Восприняли как сарказм, и двенадцать голодных взглядов скрестились на нём. Молчание было красноречивее слов. Пауза затянулась. Поняв в чём дело, Миша подал пример, и активно заработал ложкой. Несмело потянулись и остальные, но уже через минуту начали метать борщ наперегонки. Через пяток минут по котлу прошло торнадо. Потом было и второе блюдо, и третье, и оладьи. Всё не менее достойное, но описывать их не буду, чтобы не превращать рассказ в передачу «Кулинарный поединок».
Утром пять молодых дарований нашего отделения украдкой поглядывали, как Ирина Петровна наводит макияж, сидя при входе в палатку. Когда она встала – высокая красивая блондинка в синем олимпийском костюме, плотно облегающем фигуру, все мужики как-то сразу подтянулись и расправили плечи. Инструкторы-соседи опять зачастили, но теперь ими двигал уже не голод. К чувству гордости у нас примешивалась и ревность: чего, мол, выпучились – на своих инструкторов пяльтесь – глядишь побреются. В общем, нам просто повезло: инструктор-красавица, на которую все заглядываются, стажёр-балагур из Краснодара, от шуток которого все надрывали животики, шеф-повар Миша - кругом одни плюсы.
Какие занятия были в ущелье Мырды, я уже не помню, но время провели весело, а украинский борщ стал нашим фирменным блюдом на всех выходах.
Следующим этапом стали снежно-ледовые занятия. Мы вышли на ледник Средний Кичкинекол и начали искать снег. Затея интересная, особенно в конце августа. Меня это меньше всего волновало: снег, лёд – какая разница? Главное, что представилась возможность шикануть своей пуховкой! То, что она была когда-то пуховкой, скорее всего сама забыла от старости. Но меня это ничуть не смущало, как д,Артаньяна не смущал цвет его кобылы. Когда-то она была ярко синей снаружи и ярко красной внутри. Главное, что по торчащим и вылетающим во все стороны перьям, можно было догадаться – в ней, наверное, был и пух! И пусть я выглядел как мальчик-колокольчик, у которого всё остаточное содержимое его курточки, опустилось в подол и манжеты рукавов. И пусть ночью через неё хорошо просматривалась Большая медведица, но это была ПУХОВКА! А ведь тогда альпинисты делились на две касты: люди в брезенте и «пуховики» (инструктора и некоторые стажёры). Невольно хотелось хоть чем-то выделиться из зелёного братства.
С помощью самовнушения постановили, что снег есть. Погоняли нас по нему изрядно. Позарубались на этом «снегу», после чего девушки потирали коленки, а мужики и повыше. Походили по льду в кошках и, как нам казалось, готовы были уже к любым подвигам.
Логическим завершением обучения стал зачётный поход через перевалы Джалпакол и Беляева и восхождение на «труднейшую» вершину Кавказа - Узловая 1Б к. тр.
Теперь, после всех героических преодолений, дело оставалось за малым: «посвятиться» в альпинисты, получить корочки «Альпинист СССР» и постараться пережить отвальный вечер. Вспомнилась туристская поговорка: поход пройти – не гусятник пережить.
А чтобы последний вечер прошёл в тёплой и дружеской обстановке, стали решать, кто побежит за «смелой» водой в ближайший аул. Обернуться надо было от завтрака и до полдника, чтобы не вызывать лишнего интереса. Выбор пал на меня с приятелем, как самых мелких. Было мнение, что мы будем менее заметны на пустой дороге. О нашей затее пронюхали и решили нас поддержать, но не физически, а виртуально, и насовали записочек с перечнем того, что им необходимо для полного счастья, и соответствующее количество денег. В какой-то момент, ощутив какое бремя придётся тащить на своих плечах, пытались прекратить приём заявок. Но нас быстро и безапелляционно урезонили: вы у других взяли, а нас не уважаете?!!! Железный аргумент - возражать не стали.
Наступил день марафона. Неудачи начались сразу: из-под бдительных глаз инструкторов улизнуть удалось только с одним рюкзаком. Поначалу это несильно огорчило, а 18 км пути до Хурзука казались пустяком и, весело насвистывая, мы припустились по дороге вниз. За разговорами и анекдотами время пролетело незаметно. Вот и магазин. По мере уменьшения записочек и денег наши лица грустнели. Абалак с трудом вместил все пожелания трудящихся, и поднять его стало не просто. Утренний энтузиазм исчез напрочь.
Чтобы как-то скрасить нашу незавидную долю, решили немного подкрепиться. Но ассортимент, как и финансы, были скудны. Удалось только съесть по полкило слив и запить айраном. Ох уж эта молодость с её наивностью! Ошибка была роковой и непоправимой.
Как только мы покинули аул, сгибаясь под тяжестью рюкзака и ответственности за груз, на нас прямо на дороге вероломно напал кровожадный зверь дрысь (лат. Diarrheo). Спасения от него не было. Пришлось изменить тактику движения: пока один боролся со зверем в лопухах и кустах, другой быстрым шагом тащился вверх по тропе. Потом отставший догонял и происходил обмен рюкзака на зверя. Постепенно интервалы обмена увеличивались – каждый понимал, что лучше уж кусты, чем рюкзак. Хуже стало, когда на смену лопухам и траве пришёл сосновый лес. А ещё угнетала неизвестность. Километровых столбов почему-то на дороге не было, и сколько нам ещё передвигать свои кости вверх, понятия не имели. Одно было ясно – к полднику мы опоздали, а значит - вечером будет «разбор полётов». Не в силах идти дальше, остановились на привал у реки. Спина ныла, ноги подкашивались, плечи горели натёртые лямками, а задницы - натёртые хвоей. В какой-то момент каждому из нас, склонившемуся над ревущим потоком реки Узункол, в голову полезли крамольные мысли… Эх, столкнуть бы этого брезентового изувера ногой в реку – и делу конец.
За этим философским созерцанием водной стихии нас вовремя застала подмога - двое парней из нашего отделения.
Худшие опасения подтвердились: сразу после нашего исчезновения на поиски бросился стажёр, и, не найдя, обещал надрать задницы грудной обвязкой. Помня, что он хоть и весёлый балагур, но по жизни кузнец, мы, скрепя сердце, передали ценный и хрупкий груз, и поплелись получать обещанное. Перспектива попробовать многострадальной жопой после сосновой хвои ещё и обвязку совершенно не вдохновляла.
Причина праведного гнева стажёра оказалась банальна – он просто не успел передать свою записку «счастья» и от этого был страшно зол. Пришлось делиться. Но худа без добра не бывает: и тащить пришлось меньше, и мы с радостью были готовы поменять часть принесённого на грудную обвязку, потому что после финиша было уже не до «смелой» воды.
На следующий день компания ряженых инструкторов произвела наше коленопреклонённое посвящение в альпинисты, с вручением удостоверений и значков. Под занавес торжества, обутого в кошки начспаса сбросили в бассейн, а затем туда полетели и многие из собравшихся. После праздничного обеда начались всеобщие шатания по лагерю. За смену так отвыкли ничего не делать, что просто не знали, куда себя деть. А в воздухе повисла напряжённость от ожидания чего-то большого и светлого.
Как только стемнело, неприкаянные одиночества разбрелись по отделениям и праздник живота начался! Кто-то отметил вступление в ряды альпинистов и повышения своей квалификации без фанатизма, а кто-то и вместе с ним. Наш стажёр предупредил, что апофеозом торжества, по традиции, должна стать кража всем надоевшей «рынды» и бросание её в реку. Но Пал Палыч был начеку и в ту смену затея провалилась. Тем не менее, вечер удался!
Тяжёлое пробуждение. С утра не хотелось даже ресницей пошевелить, но пришлось собираться в дорогу. Хмурые лица ребят. Серой печатью лежала на них грусть расставания или отзвук вчерашнего вечера. Я смотрел на них и думал: доведётся ли нам когда-нибудь ещё встретиться?
Очень уж не хотелось терять из вида приглянувшуюся мне ростовчанку из нашего отряда, с которой разминулись при отъезде. У неё было красивое имя, а главное редкое – Галя.
Денег на поезд до Москвы с пересадкой не хватало, а у него и до Ростова не было. Вспомнили рассказы Джека Лондона из цикла «Дорога» и решили прокатиться на товарняке. Своего рода железнодорожный стоп. Сейчас это называется зацепинг, но мы тогда этого мудрёного слова ещё не ведали. Узнав у машиниста, что состав следует в Батайск, мы ринулись на сцепку вагона, когда он тронулся. Поторопились – скорость была мала, и охрана нас успела снять. Через пару часов ожидания тронулся очередной товарняк. Когда он набрал ход и охранники не рискнули бы нас сдёргивать, мы пошли на абордаж. Вторая попытка завершилась проникновением в открытый полувагон (вагон без крыши).
Однако, это был не самый удачный выбор: над нами нависала и покачивалась какая-то здоровенная металлическая ферма, створки полувагона по ходу состава были полуоткрыты, и внутри продувало как в аэродинамической трубе. При отсутствии спальников и единственном куске полиэтилена на двоих, нам стало некомфортно. Замёрзнуть в августе было бы верхом идиотизма, и мы решились перелезть в другой вагон. Столько адреналина как тогда, стоя с рюкзаком на раскачивающейся створке вагона и целясь для прыжка на створку соседнего, я ещё никогда не получал. Всё закончилось благополучно, если не считать трудно смываемого загара от копоти тянущего состав тепловоза.
Но мои мечты не сбылись. В Ростове её не оказалось. Пришлось ехать сразу в Москву и на «картошку». Попыхивая беломориной в прокуренном тамбуре, я опять задумался о судьбе.
И она не развела нас в разные стороны. С Мишкой мы прошли потом много маршрутов по Тянь-Шаню и Памиру, а с девушкой Галей из Ростова до сих пор иногда перезваниваемся. В канун 2013 года я получил от Виталия Томчика в подарок книгу «Одесса в море гор» и с удивлением обнаружил, что составитель и главный редактор - Ирина Петровна Батманова. Попробуйте мне теперь доказать, что земля не круглая. С тех пор и пишем друг другу. Приятно, чёрт возьми, лет эдак через сорок вдруг пересечься с человеком и поболтать о том, о сём, не подыскивая нужных слов и испытывая при этом только радость, а не пустоту …
339
Комментарии:
Войдите на сайт или зарегистрируйтесь, чтобы оставить комментарий
И какая разница, что это было не в 74, а в 76 и не «Узункол», а «Айлама». Все мы родом из детства.
А то, что «земля круглая», а бывает и очень круглая, так в этом я уже через год после регистрации на РИСКе убедился.
И ещё.
Почему-то в голове сидит «бемц», а не «рында». Может чего и путаю, но не должен.
Отдельно отмечу хорошее качество оцифровки слайдов почтенного возраста.
И тем не менее, многократную фразу: «Бемц! Побежали!» выбросить из головы не могу.
P.S. В «Узунколе» побывать не удалось. Была попытка в 88-м, но не сложилось.
P.S.S. Специально для Никиты, по поводу: «Здороваться с окружающими перестал - боялся заразить».
Это бесполезно - рано или поздно все заразятся. Ну, кроме тех, кому забывать нечего.
Нас поднимали не рындой, а врубали на всю катушку какую бравурную музыку. Потом обязательная физзарядка, отлынивать от неё считалось тяжким преступлением. На завтрак шли уже бодрым шагом.
Спасибо, порадовали!
Хорошо жить в Алибеке,
Называться альпинист
И лежать на солнцепеке
Чем-то вверх, а чем-то вниз
Припев. Эгей, ге гей - Сюзанна!
Любимая моя!
После долгих лет разлуки
Я пришел в твои края
На зарядку мы не ходим,
Есть на это новички,
Им особенно приятно
На груди носить значки.
Пробегаем стометровку
От палатки до реки,
А потом бежим в столовку,
Или спим как барсуки.
Ходим мы не восхожденья,
Чтоб не сдохнуть от тоски,
Лишь одно у нас мученье -
Это наши рюкзаки.
Кроме всяких восхождений
Выход в лагере один.
Этот выход альпинисты
Называют "керосин"
Если будешь "керосинить",
Значит мало будешь спать.
А потом на восхождении
Богу душу отдавать.
В Джан-Тугане у мальчишек
В лицах радости излишек.
Времена пошли не те,
Керосинят в темноте.
Если станет тебе грустно
Персик можешь сразу съесть,
Не забудь, что на Востоке
Персиянки тоже есть.
Хорошо жить на Кавказе,
Носить звание "турист",
А потом лежать на пляже
Чем-то вверх, а чем-то вниз.
Физкультура, физкультура,
До чего ж ты довела.
Даже бабушка Сюзанна
В церковь в трусиках пришла.
Припев:
Эге-гей! Сюзанна!
Любимая моя,
После долгих лет разлуки
Я пришел в твои края.
Мы бродяги-альпинисты,
Мы нигде не пропадем,
Ну а кто на нас потянет,
Мы по шее надаем.
Мы не сеем и не пашем,
А валяем дурака,
С перевала шапкой машем
Разгоняем облака.
Перебрал в памяти все альплагеря - Айлама, Шхельда, Домбай, Торпедо, Уллу-Тау (многократно), Цей, Ала-Тоо – не помню сибаритства.
То, что поднимали не «бемцом-рындой», а музыкой – очень может быть (о склерозе Никита правильно отметил). «В рельс» били однократно - при приходе группы и других случаях общего сбора, многократно – в случае спасработ.
А вот был ли он («бемц-рында») после знаменитого: «По альплагерю Уллу-Тау объявляется отбой», иногда ностальгически произносимому и поныне, вопрос открытый. (Вспоминали-вспоминали вместе с женой и не вспомнили – склероз, оказывается, штука заразная).
В 82 и 83 был в Узунколе, так ни разу из Хурзука и в Хурзук пешком не ходил - повезло. В 82 приехали на несколько дней раньше смены. Наши земляки, у которых смена заканчивалась, говорят, вам для акклиматизации полезно в Хурзук сгонять, тем более, что машина вниз идет. Поехали. Затарились "смелой" водой, еще и арбуз купили. Рюкзаки тяжеленькие. Грустно как-то стало, решили "допинг" принять. Кто помнит, сразу за магазином - большая поляна на берегу реки, сели, открыли бутылку сухого, решили разрезать арбуз, а тут трактор с прицепом - едет до Узункола. Бутылку сухаря и пол арбуза оприходовали в прицепе. Так что акклиматизация еще та получилась.
А вот в 83 году уже учли все, до конца смены хватило..., правда, без арбуза.
Мокрая «правильная» (из жёсткого ХБ) новая штормовка становилась колом, и если под ней был одет «правильный» (объёмный) кавказский свитер, то очень неплохо защищала от среднего дождя и снега. Сохла на ветру быстро. Весь комплект грел даже лучше убитых лагерных пуховок, которые иногда называли «облегчёнными, для особо сложных восхождений» (пуха там оставалось …)
Ну и - натурпродукт, однако.
Кстати, такие штормовки встречались не так уж и часто.
Не буду рвать на груди тельняшку, в жизни всегда есть место подвигу. Но за «15 лет лагерей», в своём и близлежащих отделениях, «употребляли» лишь по завершению смены и то весьма умеренно, при всём весьма непуританском обыденном образе жизни (насколько знал людей).
И дело совсем не в какой-то выдающейся силе воли, можете верить или нет. Не до того было. На симпатичных тёток ещё посматривали, да и то больше платонически.
Хочу ещё отметить, что люди пребывающие в лагере стационарно и длительно, это несколько другой вопрос.
Насколько понимаю, судя по тому, с чего начинается рассказ, он уже улетел и вряд ли прочитает.
Все равно - спасибо!
Я был в Узунколе, правда, пораньше - в 1965 г., но всё узнаваемо.
Спасибо! :0)
Никита, давно так не смеялся. Спасибо за отличный рассказ!