Заиндевевшая Кареглазка
Этот поход, наверное, мог стереться из моей памяти, если бы не стал моим первым руководством и не был озарён нечаянно свалившейся на меня первой влюблённостью...
Вернувшись в сентябре 74-го в турклуб МАИ после напряжённого походного лета, мы с Князем ("водоплавающим") были поставлены перед ультиматумом: либо набираете новичков и ведёте в поход, либо... Мотивация такая: вас в этом году водили - теперь ваша очередь ковать для турклуба молодые кадры. Железная логика!
Пришлось нам, салагам, взвалить на себя бремя ответственности. Набрали две группы новичков (Князь – для водной секции, я – для горной) и стали готовиться к зимнему походу. Решили для подстраховки идти неподалёку друг от друга. Выбор пал на Южный Урал в районе Иремели - Яман-Тау.
С одной стороны душу грело, что в 19 лет руковожу двойкой, а с другой страшно - сумею ли? Но мне повезло - перед походом в мою группу сосватали Доктора. Дипломированный хирург, да ещё с опытом зимней тройки на Кольском. Это прибавило уверенности.
Изрядно подлатав выданные нам брезентовые шатры и, нарыв у кого-то печки из нержавейки, начали, как хомяки, потихоньку стаскивать в турклуб продукты и снаряжение. Старт должен был состояться оттуда.
Первая забота после посадки в поезд, это судьба наших "зайчих", а без "освенцима" тут не обойтись. Для тех, кто не в теме. "Освенцим" - это сложное инженерное сооружение, применявшееся туристами-лыжниками 60 - 70-х годов для проезда в общих вагонах, в которых на каждой нижней полке плацкартного купе должно было сидеть по три человека в течение всей поездки (для нас около 40 часов), и только счастливцы могли лежать на верхних полках.
Конструкция представляет следующее: в купе на третьи (багажные) полки, поперёк них, клалась связка лыжных палок. Затем сверху делался настил из лыж креплениями вниз, опиравшийся пятками на боковую багажную полку, а передками на связку палок в купе. В середину обязательно клали «катю» большим ржавым гвоздём на конце ("катя" - вульгарное обращение к лыже, которую на верёвочке, привязанной к гвоздю, катят за собой в качестве запасной, на случай полного кирдыка). Потом лыжи застилались спальниками и получалась вполне комфортабельная лежанка – так решалась жилищная проблема. Вместо того чтобы четверым лишним сидеть всю ночь внизу, они спокойно дрыхли наверху.
Но это была лицевая сторона монеты – так сказать, аверс, а реверсом был провоз "зайцев". Для этого выбирали пару самых мелких девчонок, заталкивали их в самый зад "освенцима" и накрывали спальниками. Спереди ложились четверо, а то и пятеро самых здоровых мужиков и закрывали мучениц ногами. В качестве дополнительных хитростей при проверке применялись поездные стаканы с недопитым чаем и открытые бутылки с газировкой, покрывавшие весь столик в купе, ну и, конечно, стойкий аромат мужских носков и этилового спирта, источаемый сверху.
Мало кто из контролёров решался на проверку – ведь для этого нужно было взобраться на столик, при неминуемой угрозе битья посуды. Но если и находился отчаянный, то перед его лицом возникал частокол из концов лыж с торчащим из "кати" ржавым гвоздём. Плюс четыре краснорожих бородатых мужика в тельняшках, источавших тот уникальный аромат, тайна которого до сих пор не раскрыта французскими парфюмерами. Чувство долга у контролёра обычно сменялось полным пофигизмом.
А вот кто придумал название "Освенцим" - не знаю. Думаю, кто-то из тех первых "мелких", которым посчастливилось быть пионерками в этом нелёгком деле. Наверное, запах горящего торфа, адская температура и замена воздуха на смесь сероводорода и других газов, не поддерживающих дыхание, навели их на такую ассоциацию.
Могу поделиться только впечатлениями от пережитого, так как однажды и меня судьба не миновала. Печка в вагоне, по обычаям того времени, была раскочегарена на полную катушку, так что температура даже внизу не опускалась ниже двадцати пяти. Я был плотно закрыт сверху двумя спальниками и ощущал на себе приятную тяжесть четырёх пар ног. Уже через несколько минут мозг спонтанно начал вспоминать первые действия при попадании в лавину. Он дал команду мышцам, и моя голова инстинктивно взметнулась вверх, чтобы образовать как можно больше пространства перед лицом. Не тут-то было. Ласковая ступня 46-го размера мягко вдавила мою голову обратно. Повторная попытка была пресечена на корню. Для надёжности он положил ступню на ступню и упёрся пяткой в потолок. Я чувствовал себя цыплёнком-табака, которого распластали на сковородке. Но причём тут моя голова? К этой конечности своего тела я всегда относился наиболее трепетно, потому, что я ею ел. Не в силах оторвать даже щёку от полки, вскоре впал в коматозное состояние. Когда минут через двадцать меня спустили на нижнюю реанимационную полку, я готов был идти на любое бескислородное восхождение.
Времяпровождение в поезде было бы очень скучным, если бы не два заядлых преферансиста. На их азарт даже со стороны смотреть было приятно, а уж участвовать тем более! Я эту игру обожал ещё с четвёртого класса школы, когда мой брат, готовясь к очередной сессии в институте, тренировал на мне свои мозги.
Когда на вторые сутки поезд в 3 часа утра причалил к станции назначения, мы пожалели, что он так быстро доехал и осталась горечь от не доигранного мизера (наверняка ловленного). Весь день потратили на подъезды к старту и в итоге заночевали в настоящей русской избе, хозяйка которой угощала нас отварной картошкой, хрустящими солёными огурчиками и груздями – ну как тут не разговеться?
Утром вышли на маршрут, и началась сплошная проза: тропёжка, сломанные крепления, натёртые плечи и никакой поэзии. Первый день всегда идётся тяжело, и только перекуры хоть как-то скрашивали жизнь.
К вечеру вышли на опушку и увидели заброшенную деревню «Двойниши». Оставив свою команду на краю леса, наказал поставить шатёр, свалить сушину и распилить её на чурбаки, а сам рванул с Доктором искать избу. Приличного ничего не нашли и повернули обратно. Ещё не дойдя до лагеря мы услышали надрывный визг пилы. Доктор матюкнулся и спросил: «Они что, железный лом пилят?» Я только в недоумении пожал плечами.
В лагере нам с гордостью, чуть ли не на рушнике, преподнесли единственный отпиленный чурбан…. от лиственницы! Доктор опять матюкнулся, а я, лаская рукой всученное мне полено, проникся гордостью за свою группу – ведь если бы на Урале росли железные деревья, то и их бы завалили и распилили. Пришлось этой, засаженной насмерть, пилой валить телеграфный столб, поскольку деревни все были заброшены и наверняка не подлежали восстановлению. Умотались все вдрызг, особенно мужики.
Под утро Доктор матюкнулся и возмущённо спросил: "Какая сволочь жарит мясо?!!" Все закрутили носами, принюхиваясь к аромату свежеподжаренного антрекота, и вопросительно посмотрели на дежурного. Источник запаха нашли быстро. Один из особо умотавшихся, прислонившись к печке, прожёг спальник, свитер, тельняшку и локоть. Он не проснулся, даже когда кожа обуглилась. Доктор посетовал, что в его больнице нет таких терпеливых пациентов, которым и наркоз то можно не делать, потом привычно матюкнулся и приступил к операции.
С утра восхождение. В самом слове уже заложено что-то патетическое, несмотря на то, что прёмся на Большой Шолом высотой меньше 1,5 км.
Когда подъём лесенкой окончательно измотал, и началась сыпуха, воткнули лыжи в снег и стали уродовать свои ноги. Заворачиваясь винтом, они легко входили в щели между камней, засыпанные снегом, а вот выходили гораздо хуже.
Наконец, вершина! Для большинства она была первая, и чувство гордости за одержание распирало.
Вынули из тура консервную банку и с трепетом развернули записку предыдущих восходителей. На нас пахнуло почти вечностью - написана она была больше года назад!
Написали свою, погрузили в банку и с благоговением возвратили её на прежнее место. В общем, всё было по взрослому, как у настоящих алпенистов!
На ярком солнышке приятно было пофотографироваться, но чувство холода, голода и глубокого удовлетворения влекли нас вниз. Кое-как, проваливаясь иногда по пояс меж камней, добрели до лыж. Нацепили и "понеслись". Это слово я взял в кавычки, потому что курица тоже "несётся", только яйцами. А мы, очертя голову, неслись на лыжах, совершенно не задумываясь, что можем в любой момент их расколотить о первое попавшееся дерево. Да и под словом "понеслись" я понимаю постоянное поступательное движение, а не дискретное возвратно-поступательное, как на фото снизу.
Навстречу поднималась группа "водоплавающих". Остановились для приветствия. И вдруг меня как молнией обжёг несмелый взгляд карих глаз из-под заиндевевших ресниц. Сердце мое ёкнуло, дыхание сбилось, а пульс участился. Как же я их раньше то не замечал???
Спускаться сразу как-то расхотелось. В тайной надежде дождаться кареглазую, не придумал ничего лучшего, как начать обучение катанию на лыжах по крутым склонам со спусками и подъёмами. Народ воспринял эту прихоть безропотно, а Доктор, почувствовав подвох, смачно сплюнул, матюкнулся и поехал в лагерь один.
Прошло немного времени и появились"водоплавающие". Первым оказался 90-киллограмовый паренёк по кличке "Бугор". Он летел вниз с широко расставленными руками, как будто хотел обнять ими весь мир. По его лицу, залепленному снегом, блуждала счастливая детская улыбка. На траектории его движения стояла берёза толщиной сантиметров сорок и никак не хотела уворачиваться. На мой крик: «Падай!!!», он не среагировал. Его уши были забиты снегом так же, как и глаза.
От неизбежности их встречи, я зажмурился, но всё-таки один приоткрыл, и начал обратный отсчёт: 6 метров, 5, 4, 3, 2, 1 – все, пипец!!! После контакта глаза у меня вылезли на лоб: он продолжал лететь с той же скоростью в обнимку с берёзой, оставив за собой только едва торчавший пенёк. Продолжалось это недолго – метра через четыре он рухнул вместе с ней в снег, круша по пути соседние деревья.
Первая мысль была: сейчас бы кинокамеру – такие кадры пропадают! Вторая: как он смог снести такую здоровенную берёзу? Ну, и последняя: а что же с ним самим?
Камеры, конечно, не было. На второй вопрос ответил пенёк: он был настолько трухляв, что берёза стояла только из-за поддержки соседних деревьев, хотя издали выглядела очень мощно. К счастью, от его жарких объятий пострадала только берёза, и я стал неторопливо извлекать его из снежного плена, дожидаясь остальных.
Моё терпение было вознаграждено - дальше я спускался рядом с кареглазой. Эх молодость, молодость!
На следующий день мы разошлись с "водоплавающими". Им прямо на Иремель, а нам направо, на Яман-Тау. Нужно заметить, что я ввёл очень жёсткий, можно сказать спартанский, распорядок дня. В 6-00 вставали дежурные, варили еду и будили остальных. Остальные быстро-быстро собирались, на ходу заглатывая подгоревшую недоваренную кашу, и уже в 10-30 или позже выходили на маршрут. С ночёвками обстояло похуже: вставали в 16-00, а ложились спать после 23-00. Этот график я старался педантично соблюдать. И всё из-за уже изрядно поднадоевших преферансистов - иначе вообще никуда не дошли бы.
Эти два блаженных создания, поняв, что третьего им не найти, стали резаться в "гусарика". Они могли играть в карты в любом месте, в любое время, про позы вообще молчу. Они играли почти в полной темноте при одной единственной свече, стоящей в другом конце палатки. При этом создавалось впечатление, что они чувствуют их масть и достоинство пальцами. Играли на перекурах, когда мороз за тридцать зашкаливал. Кто-нибудь пробовал сдавать карты в меховых рукавицах? И не пробуйте - это высший пилотаж! Даже дежурствами их было не пронять. Ведь в эти дни они поднимались раньше всех и сразу же начинали играть, беззаботно поглядывая на тухнущий костёр или подгорающую кашу. Хотел даже ввести наряды вне очереди за игру в карты (например, на чистку гальюна), но претил казарменный режим, да и расценить могли как дискриминацию меньшинств.
В один из дней, чувствуя, что блуданул, достал карту и попробовал сориентироваться. Тут же один из них с нездоровым интересом стал заглядывать мне через плечо. Я вначале обрадовался - может он маршрутом заинтересовался? Ан нет! Он оказывается любовался названием только одной реки - М.Инзер. Сквозь свои заиндевевшие очки он прочёл его как Мизер, чему несказанно обрадовался, подумав, что и среди картографов есть картёжники. Он тут же поделился своими соображениями с партнёром. Да и что он мог другое прочесть, когда у него в глазах одни мизера? Узнав настоящее название реки, они разочаровались и больше карту видеть не хотели.
Их карточная зависимость оказалась заразной и передавалась либо воздушно-капельным путём, либо при контакте через кожу. Как позже выяснилось нкубационный период игорного вируса составил чуть больше года. Уже в мае следующего, шатаясь по Памиро-Алаю, мы начали поигрывать на перекурах, а к лету были уже хронически больны. В августе, на Тянь-Шане (http://www.risk.ru/blog/194351), мы постоянно играли в карты. К концу похода создалось впечатление, что весь маршрут – это неоконченная карточная игра, прерываемая только вынужденными переходами с одного места игры на другое и сном.
Очертания перевалов и их названия стёрлись из памяти, а вот кто, где и сколько взяток на мизерах поймал, могу сказать точно.
На пятый день мы поднялись на Яман-Тау. Правда, особой радости мы не испытали - погода была мерзейшая, и всех тянуло вниз, в лес, а лучше в палатку.
После "покорения" мои мысли устремились к "водоплавающим", точнее, к кареглазой. Наши встречные курсы должны были вскоре пересечься. Я стал подгонять группу и моим союзником выступил мороз под 40 градусов. К обеду народ под рюкзаками разогрелся от ходьбы и повеселел от предвкушения пережора. Сбросили рюкзаки, уселись, и Ремонтёр начал резать охотничьим ножом Доктора на своей коленке сало. На сильном морозе оно так отвердело, что поддавалось с трудом.
Выстроилась очередь за хохляцким деликатесом. Грызя хрупкие кусочки народ обменивался впечатлениями. Уже третий радостно сказал, что ему с мясом попалось - вон какое красное! Все с интересом уставились на ремонтёра. Он поднял сало вместе с марлей - по его коленке растекалось кровавое пятно, а брезентовые штаны были нашинкованы в лапшу. Судя по его сияющей улыбке, боли он не чувствовал.
Доктор привычно матюкнулся, предвидя неминуемую перевязку на таком морозе, и, со свойственным цинизмом эскулапа, садистски прошипел: "Снимай штаны!" На увещевания Ремонтёра, что, мол, повязку можно и снаружи намотать, Доктор предложил резиновый жгут на ногу или на шею. Улыбка с лица пострадавшего сползла вместе со штанами. Ему ещё повезло, что все ампулы замёрзли, и Доктор не оторвался на нём по полной программе.
Но ни в этот день, ни на следующий "водоплавающие" нам не встретились. Появилось чувство тревоги. На третий день выяснилось, что какаю-то группу из 14-ти маёвцев видели в Александровке. Значит что-то у них пошло не так.
Уже в Москве мы узнали, что в тот морозный день "водоплавающие" отважно штурмовали Иремель, что и подтвердили вещественным доказательством в виде фотографии.
А на нашем пути в цивилизацию лежал хребет Зигальга. Хотели пройти новый перевал через него. В день подъёма как назло кругом была дымка и разглядеть очертания хребта было невозможно. Я уверенно заставлял группу карабкаться вверх по занесённым снегом сыпухам понимая, что давно заблудился, но терять авторитет не хотел
Наконец дымку развеяло, Доктор смачно матюкнулся, и все поняли, что мы также далеки от перевала, как декабристы от народа ("Памяти Герцена" В.И. Ленин). Спускаться вниз не захотел никто. Лень восторжествовала над здравым смыслом! К тому же до перевала казалось рукой подать - каких-нибудь полкилометра траверса. Впечатление оказалось обманчивым, и когда вместо средних сыпух, пошли крупные, где канты совсем не держали, лыжи пришлось снять. Дальше корячились, кто как мог. Доктор с матюками, остальные с прибаутками.
Когда это лазание всех окончательно затрахало, кому- то вспомнился старый анекдот. Содержание примерно такое: пришедший с работы муж говорит жене: "Ложись в постель, - дальше непечатное..!" Она в ответ: "Вот интеллигентные люди в театры ходят, в библиотеки, а ты в постель, да в постель..." "А ты "Муму" Горького читала? Нет? Тогда ложись!" Почему-то анекдот показался уместным в той ситуации. Мы представляли себя жёнами в гареме у штурмуемого хребта. При каждом очередном падении раздавалось весёлое ржание и возгласы: "Горького читал? Тогда ложись!" Только эти, как нам тогда казалось, "весёлые" шутки и скрашивали монотонный ритм падений и вставаний.
Уже в сумерках мы поднялись на перевал и единодушно решили назвать его именем подружки Герасима. Спустились в темноте до первой сушины, а утром покатились вниз, в цивилизацию. Меня сильно подгоняло чувство беспокойства за "водоплавающих" и я понукал команду изо всех сил. Но как ни старался, мы едва успели вскочить в поезд, отходящий в Москву, даже не успев забежать на телеграф позвонить.
Пару суток пришлось помучиться неопределённостью и горечью своего хронического непёра в картах. Но зато как грянуло солнце, когда в толпе встречающих сверкнули карие глаза. Вот это пёр! Будем жить, мужики!
Эпилог.
Некоторые, из той группы, поверили в меня, и дошли до серьёзных высотных походов. А горы увели в дальние дали, и КАРИЕ ГЛАЗА так и остались несбывшейся сказкой.
Был у меня друг, привёл свою жену на поход выходного дня. Я её увидел и у меня бутерброд изо рта выпал, а она мне это напомнила через двадцать с лишним лет
Да, доктор оказался в вашей группе совсем не лишним и весьма востребованным.
А проваливание между заснеженных камней при восхождениях по курумам - это то ещё "веселье" :) знаю по опыту своих лыжных походов по Ю.Уралу. Названия "Иремель, Яман-Тау, Шелом" все милые сердцу. На Ямане был только один раз и осенью, на остальных вершинах - несколько раз в разные сезоны. У меня тоже где-то со всех этих верши записки лежат.
Про лиственницу хорошо написал, многие зимой с ней "попадают" по неопытности ;)) А берёзы на подходах к хребтам, там часто трухлявые, ведь в сплошных болотах стоят, часто на одной внешней коре держатся, внутри полностью прогнившие.
Сало надо было зимой нарезАть утром на весь ходовой день, чтобы потом на морозе с этим не напрягаться и ноги не шинковать. Думаю, вы все это быстро поняли тогда ;) А ещё, мы часто для нарезки брали маленькую пластиковую "дощечку" или резали на крышке от котла.
А в то время заповедник уже был? Не помню, в каком году его сделали. Судя по тому, что у вам попадались заброшенные деревни, либо уже был, либо готовили его организацию.
Да, походная интенсивность у тебя тогда зашкаливала, из похода в поход, из одного горного района в другой...
И первая влюблённость - она такая! :)) Но, с такой насыщенной походной жизнью, некоторые вообще никогда не женятся. Походы ревностно относятся к супружеству, семейности и вытесняют их... А многим удаётся и после брака (не нравится мне это слово) продолжать ходить с "вторыми половинками" и даже с детьми.
Воздействие бациллы туризма на человеческий организм всегда непредсказуемо и большей частью неожиданно!
Со встреченной когда-то в районе Клухорского перевала своей, тоже кареглазой особой, живём уже более 40 лет и уже успел потаскать в горы внука и внучку. Видимо такой исход первой встречи тоже нередок, судьба...
А что касается "картозависимости" в мероприятиях именуемых поход энной категории сложности - от комментов воздержусь, упомянув только, что эта зараза ещё та!
Спасибо за доставленное удовольствие!
Не могу удержаться. ))) Многократно упомянутое слово "мизер" наводит на подозрения. )))
Никита, а кареглазка то бабушка наверно давно, чувствуешь?:)
Просто ахренеть... Жизнь моя иль ты приснилась мне... :)
ОООчень смешной рассказ. :))
Очень проникновенно, да еще с юмором и умением передать колорит тех лет...
Браво!
Ну, там всякие «свежеподжаренные антрекоты» (естественно, не выражая малейших сомнений в их подлинности) будем считать – «так помнится». Всяко бывало.
Но вот смелость самой основной темы, если это по настоящему, и как теперь автор воспринимает коменты типа «ржу, не могу» для меня остаётся загадкой.
Впрочем, «давно это было» часто позволяет многое и себе и окружающим.
Осталось для полноты картины добавить: «А ещё в очках и шляпу надел!»
Переход на личности в любом разговоре очень своеобразный аргумент.
P.S.
В адрес поста ни одного плохого слова сказано не было и не о деталях шла речь.
«Подлинность событий смогут подтвердить оставшиеся в живых участники. Телефоны их дать?»
Не надо. Степень прожаренности антрекота очень субъективный вопрос.
Могу поверить даже в то, что он был прожарен с двух сторон (ну можно ж в таком посте шутить не только топикстартеру.)
А вообще говоря, память страшная штука (особенно четверть-полувековой давности). Могу привести не один пример, когда был уверен, что так было на 200%, а потом….
Если чем зацепил, заранее приношу извинения.
А по поводу основного текста, лить вёдра фиама не в моих правилах. Уже сказал - очень хорошо.
Знал я одного дядьку - коллегу моего отца, у него со студентческих времен осталось хобби - ездить зайцем. Ну, а в Союзе-то работали вместе практически всю жизнь. Вместе ездили на экскурсии, на шашлыки, за клюквой, за грибами. Потом стали с собой брать подросших детей. А дядя Володя все бегал и бегал по электричке от контролеров. По молодости, говорят, весело было наблюдать, с годами стало стыдно. Трусит такой сгорбленный старикан по вагонам... Выглядел он на много старше своих лет. Потом пенсионное удостоверение получил и быстро умер, наверное потому, что без хобби остался.
И пришло осознание, что за всё надо платить )))) В данном случае - билетом...
Немного грустно.
А разве "Муму" не Тургенев написал? Или в этом и есть анекдот? Извините, за дотошность!
Почему она не отобразилась - не знаю. Сейчас вставил опять - советую взглянуть на это уникальное фото!
Настоящих мужчин женская красота никогда не оставляет равнодушными!
Кстати на последнем снимке второй справа - это я. За качество фотографий прошу прощения - всё, что нашёл 1975 года. Надеюсь, что не попросите опубликовать современные фото? Поверьте - она почти не изменилась.
Конечно мы не будем просить современные фото, верим, что почти не изменилась ))